Google




Мiсто Старокостянтинiв






Православна Церква України


''Подільський кур'єр'':   N 34 28 серпня 1998р. N 29 23 липня 1999р.

ХТО БУВ НІКИМ, ТАК НИМ І ЗАЛИШИВСЯ

  За перегортанням архівів натрапив раптом на стару, за 1986 рік, статтю з «Социалистической индустрии». На перший погляд, йдеться про врятований від гітлерівців пам’ятник Леніну. Але зараз, через півтора майже десятиліття, все це сприймається під іншим кутом зору, це раптом так дивно співпало з тим, про що писав рік тому в статті про Славуту, що стало трохи не по собі...
   Невже нічого так і не змінилось?

  
   * * *
  
   «Заканчивался тринадцатый день войны и первый - оккупации. Ночью за прикрытыми ставнями город тревожно слушал шаги чужих патрулей. Утром гитлеровцы собирались отправить бюст Ленина в переплавку...
   Но утром на площади они ничего не нашли. Бюст исчез. Отлит он был в Ленинграде по просьбе рабочих нашего города в 1925 году.
   О Славуте военных лет, с волнующей страничке истории, связанной с именем Владимира Ильича Ленина, рассказывает, переходя от одного музейного стенда к другому, М.Гранкина, заведующая отделом пропаганды Славутского горкома партии. Вся история Славуты, пограничной, сражающейся, рабочей, представлена в музее. По всему видно, создавали его люди неравнодушные, заинтересованные.
   - Своими руками фотографии клеили,- замечает с понятной гордостью Муза Ивановна. Вот и большие снимки героев нашей истории - Петр Николаевич Сокол и Иосиф Матвеевич Ильгунас. Строго смотрят прямо перед собой... Самих их уже нет, говорят мне. Но, может быть, живут в Славуте их близкие, дети, внуки? Муза Ивановна точно не знает. Вот подойдет Валентин Иванович Бекренев, директор музея боевой и трудовой славы, он подскажет. Валентин Иванович подходит, рассказывает ту же историю, большего и он не знает.
   Сокол и Ильгунас все также смотрят прямо перед собой, а мы теперь ждем краеведа-энтузиаста Александра Яковлевича Сапожника. Человек знающий. Факты, даты, имена из него так и сыплются. Сокол? Да, умер. В Славуте живет его дочь, вот адрес. У Ильгунаса в городе близких нет, но ведь он сам жив...
   - И к нему прямо сейчас можно поехать?
   - Конечно, улица Революционная совсем рядом.
   Старательно оформленный музеи вдруг теряет свою привлекательность, холодными кажутся теперь его стеклянные витрины.
   Муза Ивановна возвращается в горком партии дописывать какие-то срочные бумаги, а мы с Александром Яковлевичем едем к Ильгунасу. Три-четыре минуты - и вот она. Революционная, совсем тихая улица, палисадники, полные цветов, распахнутые в вечернюю прохладу окна. Только у нужного нам дома все закрыто - и двери, и окна. Все же постучались.
   Тяжело опираясь на палку, дверь открыла жена Ильгунаса - Нина Карповпа.
   - Хозяин дома?
   - Дома, лежит. Входите. Будь ласка.
   Небольшая спаленка, между наглухо закупоренными самамн лежит потемневшая вата. У стен две железные яровати, посредине тумбочка с радиоприемником неизвестной мне модели, видно, ровесником первых «Рекордов». Иосиф Матвеевич заметил интерес:
   - Это сын мне подарил, когда еще в армии служил. «Москвич» называется.
   У него ясные глаза, крепкая память и только голос сдает, говорит Ильгунас медленно, глухо, делая затяжные паузы.
   - До войны... до этой войны... я ведь и те прошел - первую мировую, гражданскую - работал я на фаянсовом заводе, эвакуироваться с малыми детьми, больной женой не смог. Остались мы все в Славуте...
   Какой же помнится Иосифу Матвеевичу та рискованная операция в оккупированном городе? Какие подробности он добавит к заглянцо-ванной музейной версии? У него в хозяйстве была лошаденка, на ней и отвезли бюст к дому, где раньше размещался райфинотдел. Помогал им, Соколу и Ильгунасу, третий человек - военнопленный. Не ночью тяжелый бюст исчез, а перевезли его по фашистскому приказу и лишь потом припрятали, в «сторожевке», уточняет Иосиф Матвеевич.
   - А когда наши вошли,- заканчивает Ильгунас спое повествование, - то я уже не знаю, кто бюст оттуда взял и опять на постамент поставил, на Красной площади. Шел 949-й день Великой Отечественной войны и первый свободный день Славуты после двух с половиной лот оккупации. На Красной площади, у Ленина, сгрудились все, кто пережил неволю, кто вернул городу свободу. Славута прощалась с павшими бойцами, с вожаком подполья Федором Михайловичем Михайловым. В 42-м гитлеровцы повесили Михайлова, и теперь город отдавал ему последние почести.
   Фронт ушел на Запад, и город засучил рукава. И вместе с ним Ильгунас. Сорок четвертым годом в его трудовой книжке помечена премия - «за успешное восстановление лесозавода», сорок пятым - за успехи в социалистическом соревновании. Сам он честно всю жизнь работал и детей так учил.
   Все вокруг - память прожитой жизни, дружной, ладной семьи. Круглый стол - их первая покупка, «когда побрались», маленький чугунный утюг с откидной крышкой - дедово наследство... И сам этот дом, в котором когда-то не умолкал голосок хохотушки Марийки - вот ее снимок на стене, последний, с ленинской юбилейной медалью на кофточке... Десять предвоенных лет строили, до самой войны, да так и не довели до ума.
   Стараясь не обидеть стариков неловким вопросом, спрашиваю о гостях: кто их навещает, помогает по хозяйству? Школьники, комсомольцы? Соседи? Ведь единственный сын сам уже пенсионер, да и живет далеко.
   - Соседки заходят, бурачок приносят, помидоры, морковь, бо сама я не здужаю посеять,- отвечает Нина Карповпа. - А недавно Игорь Бартенев, сосед наш, купил себе цветной телевизор, а старый нам подарил...
   - А из райкома партии, комсомола к вам приходил кто-нибудь спросить, как вы живете, какая нужна помощь?
   - Домой не приходили, - сдержанно говорит Ильгунас. - Я лично cам ходил. В военкомате был, там один майор сказал в другой кабинет зайти. Из другого - в третий. И в собесе так же. Ну, больше я и не пошел...
   Свой последний вопрос я повторил в райкоме партии.
   - Думаю, никто у них не был, - ответила М. Гранкина.
   Иосифу Матвеевичу Ильгунасу 92-й год. Девяносто второй... О нем вроде бы помнят. Стенды в музее, фотографии, заметки к памятным датам в районной газете о спасении ленинского бюста... И это, конечно, надо. Но почему же при таком заинтересованном отношении к истории забыли человека, вписавшего свою строку в историю?
   Несколько дней назад мне позвонили из Славуты. Первый секретарь горкома партии Анна Григорьевна Архипова сказала, что по ее поручению дома у Ильгунаса были председатель горисполкома и заведующий отделом социального обеспечения. И сам Ильгунас, и его жена ничего не просили. Ни прикрепления к магазину, ни топлива, ни телефона. Просили только пересмотреть пенсию.
   Иосиф Матвеевич получает 55 рублей, жена его - 30 рублей.
   Гости взяли необходимые документы, посмотрят, что можно сделать.
   Передо мной лежит фотография. Два старых человека у бюста Владимира Ильича Ленина. Шрамы на бронзе - следы пуль. Тогда, в музее, мне хотелось дотронуться до них, точно до ран, утишить их саднящую боль.
   Человеческую боль.
  
  
В. Андриянов. (Наш спец. корр.)
  СЛАВУТА. Хмельницкая область.

  

  Коментар

   Я люблю це місто так, як люблять хвору дитину.
   Тут пройшло моє дитинство, і я бачив все. Я пам'ятаю його модним курортом для москвичів - коли влітку місто ставало гамірним і веселим, і винайняти квартиру коштувало скаженні по тим часам гроші - аж 20 копійок на день. Я пам'ятаю переповнений кінотеатрик, куди ми з хлопцями бігали на денні сеанси, і тир біля нього, в якому я колись азартно простріляв всі гроші, що дала мені бабуся і на кіно, і на тир, і на морозиво... Пам'ятаю початок будівництва атомної станції, і поляків, що скуповували в магазинах геть усе, щоб відвезти в свою тоді ще соціалістичну голодну Польщу. Пам'ятаю розкішні - біля самого міста - ліси, вікові, грибні та ягідні...
   З часу минулої статті про Славуту пройшв рік. І от я знову стою на привокзальній площі, на перехресті пустих вулиць з старими назвами, і дивлюсь, і дивлюсь, і згадую... Старих великих автобусів в місті майже не залишилось, і розбитими вулицями тепер зрідка проповзе переповнений ПАЗик, піднімаючи пилюку, яку тепер ніхто не вивозить - річ до цього часу небувала. Немає більше клумб біля музею, і купки битого скла вказують на те, що колись біля нього були декоративні ліхтарі... Пішов під сокиру і Чорний Ліс, і трактори витягують на дорогу дерева, чи не старші від самого міста, і від цього стає дуже боляче, і справа навіть не в величезних нових пустках, що скоро затягнуться бур'янами, а в іншому - ніби підсікли пилою частку душі...
   Пенсію в місті виплатили лише за вересень, і люди цінують гроші. Не кожна мама дозволить купити дитині морозиво, і пенсіонери до хрипу торгуються на базарчику за кожну копійку...
   По заводам прокотилась "добровільна" хвиля збору коштів "на пам'ятник Леніну" - замість старого, розбитого більше року назад. Біля постаменту так само не прибрано, і прогнилі дошки звисають з п'єдесталу, і ніхто з комуністів - за писанням численних скарг, петицій і вимог "восстановить" навіть не додумався бодай підмести біля кубу, зробленого з бруківки, яку колись пролетаріат видирав на суботниках з князівських вулиць...
   <i>І я ловлю себе на парадоксальній думці - їм глибоко чхати на Леніна. Ленін їм потрібен лише як символ власної вищовартості, як черговий плювок в душу тих, хто знає СПРАВЖНЮ історію, в душу тих, кому вони безапеляційною вимогою здати незайву гривню нагадують, хто в хаті господар. Їм завжди було плювати на простих трудяг, коли ці трудяги ставали непотрібні - так, як вони наплювали на ветерана Ільгунаса ще ТОДІ, коли була "справедливість".
   Їм і зараз плювати на те, що в місті є безліч проблем, що місто само стало величезною проблемою - їм дуже хочеться мати відчуття господаря... хай навіть господаря кладовища.
   І коли вони відійдуть - а таки відійдуть, бо час не щадить нікого, то...
   То залишиться порожнє місто.
   І пам'ятник...</i>
  
  <div align="right">В. Напиткін.</div>